(с) Алексей Меринов

С которой они идут на выборы в Госдуму в сентябре с.г.

РОСТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОНКУРЕНЦИИ И ВОЗМОЖНОСТЕЙ ПРЯМОЙ ДЕМОКРАТИИ

ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ КОРРУПЦИИ И ЗАЩИТА ОБЩЕСТВЕННЫХ ИНТЕРЕСОВ

СПРАВЕДЛИВЫЙ СУД

ЭФФЕКТИВНОСТЬ И ПРОЗРАЧНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАКУПОК

КРЕПКИЙ БЮДЖЕТ, НИЗКАЯ ИНФЛЯЦИЯ, УСТОЙЧИВЫЙ РУБЛЬ, НАДЕЖНЫЕ БАНКИ

СПРАВЕДЛИВЫЕ НАЛОГИ

ЭФФЕКТИВНОСТЬ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ

ВСЯ РОССИЯ – ТЕРРИТОРИЯ РОСТА И РАЗВИТИЯ

ДЕЛОВОЙ КЛИМАТ

МАЛЫЙ И СРЕДНИЙ БИЗНЕС – ОСНОВА НОВОЙ ЭКОНОМИКИ

НОВАЯ ИНДУСТРИЯ: СТРАНА ЖИВЕТ, ПОКА РАБОТАЮТ ЗАВОДЫ

ПРОИЗВОДИТЬ, ПОТРЕБЛЯТЬ И ЭКСПОРТИРОВАТЬ РОССИЙСКОЕ

ДОСТОЙНАЯ РАБОТА И ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ САМОРЕАЛИЗАЦИЯ ДЛЯ ВСЕХ

СБЕРЕЖЕНИЕ И ПРИУМНОЖЕНИЕ НАРОДА

РАВНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ И КАЧЕСТВО ЖИЗНИ ДЛЯ ВСЕХ

ГРАЖДАНСКАЯ АКТИВНОСТЬ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ИНИЦИАТИВА – ОСНОВА СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

УМНАЯ РОССИЯ

ОТКРЫТЬ ДОРОГУ ТАЛАНТАМ

БЕСЦЕННЫЙ КАПИТАЛ РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

МЕДИЦИНА ДЛЯ ВСЕХ: ДОСТУПНОСТЬ, КАЧЕСТВО, ПРОФЕССИОНАЛИЗМ

КАЧЕСТВЕННЫЕ ЛЕКАРСТВА ПО ДОСТУПНЫМ ЦЕНАМ

ЗДОРОВЬЕ КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ СТРАНЫ

ДОСТУПНОЕ ЖИЛЬЕ ДЛЯ ВСЕХ И НА СПРАВЕДЛИВЫХ УСЛОВИЯХ

РОССИЯ БЕЗ ВЕТХОГО И АВАРИЙНОГО ЖИЛЬЯ

КРЕПКИЙ КРЕСТЬЯНИН – ХОЗЯИН ЗЕМЛИ

НОВОЕ КАЧЕСТВО СЕЛЬСКОЙ ЖИЗНИ

А кто все эти годы мешал всё это делать? Путин, который их породил? Медведев, который их возглавляет? НАТО? Инопланетяне?

Наверное, быть хасидом Любавического Ребе, значит не беситься когда весь смысл ХАБАД, сводится кем-нибудь к "письмам  мертвому адмору". Так, к сожалению, делаю я.  Лучше бы ощущать искреннюю досаду от того, что у тебя нет достаточно любви к ближнему (чтобы терпеть негатив который неизбежно пойдет, когда начнешь объяснять). Но вот я пока не умею настолько любить посторонних, случайных собеседников, чтобы терпеть, потому просто ухожу от трудных разговоров на эту тему.

Что же касается отношения хасидов к ушедшему праведнику, то в основном оно заключается собственно в вере в то, что он был праведником, а праведники "посмертно зовутся живыми" (Брахот18,1-2). Так было сказано впервые именно о праматери Саре, глава Торы, повествующая о ее смерти, называется "Хаей Сара"- жинь Сары, глава описывает, как то, о чем она говорила при жизни, продолжает происходить после ее смерти. Из этого ХАЗАЛь заключили, что праведник после смерти влияет на мироздание даже сильнее чем при жизни*, а видим мы это потому как дело их жизни живет после смерти. Поскольку хасиды Ребе после его смерти продолжают выполнять его наставления, нести в мир знание хасидизма, святость Торы, но в первую очередь, заботясь о том, чтобы каждый еврей в любом уголке света знал, что он не одинок, то ребе, получается, жив.

Что же до писем, то ребе был человеком умевшим найти подход к людям, направить их на жизненном пути, если они обращались к нему, с какой угодно проблемой. В письмах содержится ход егомышления. Если у человека какая-то сложность, он может открыть письма и почитать, как подходил к проблемам человек мудрый, праведный, который умел их решать. Поучиться у него искать выход. Потому не найдя понятного письма, игрот кодешь открывают и по нескольку раз, пока не найдут понятное. Кроме того, там конечно же содержатся благословения, которыми он сопровождал почти каждое письмо, а поскольку сейчас все его благословения все еще в силе, то письма это способ ими заручится.

________________________________________________________________

*Большая ошибка считать, что на могиле праведника молятся праведнику. На могиле праведника молятся Богу, вместе с праведником. евреи верят, что на том свете праведник занимается тем же, что и при жизни, молится и учит Тору, более того в этой сфере он продолжает расти духовно. Кстати, для того чтобы помолиться с праведником, не обязательно куда-то идти, есть для многих из них специальные молитвы с упоминанием их имени.

К тексту прилагаю два отрывка из последнего номера еженедельного "Восхождения" №1341

Комментарии скрыты для модерации

 

Впервые в “XYZ”: все тайны жизни самой скрытной писательницы Советского Союза

Таких парадоксальных писателей, пожалуй, больше и нет в советской истории. За долгую жизнь она написала всего две большие книги – и получила за одну из них Сталинскую премию. И при этом – ни пафосных интервью в газете «Правда», ни «Голубых огоньков» по телевизору, ни теплых должностей в писательском союзе.

Никто из ее верных поклонников (а это, без преувеличения, все детско-подростковое население СССР 60—70-х годов) так и не узнал о ее личной жизни ничего, хотя пытались многие. Пять скупых строчек в Большой советской энциклопедии – и точка.

Одна из двух повестей писательницы Валентины Осеевой «Васек Трубачев и его товарищи» рекомендовалась учителями для внеклассного чтения. Другая – «Динка» - зачитывалась буквально до дыр.

Однажды я сказала себе: я должна разгадать тайну ее героев, Динки и Леньки. Откуда они взялись? Чем закончилась их верная и такая трогательная дружба? Они выросли и поженились? Может, еще живы их прототипы или люди, которые хоть что-то знают о судьбе Валентины Осеевой? Ведь не могла же в самом деле таинственная писательница навсегда кануть в Лету и исчезнуть со страниц истории...

Оказалось, такие люди есть!

«Запад гаснет в дали бледно-розовой…»

Первое, что меня поразило, как только я начала свои «раскопки», - то количество современной молодежи, которая сегодня «фанатеет» от «Динки», написанной, между прочим, в мохнатом 1959 году. В Интернете даже нашелся сайт, посвященный исключительно этой книге.

«Динка» – не просто любимейшая книга моего детства. Это гораздо большее. Я и сейчас ее время от времени перечитываю и до сих смеюсь над «это птичкам» и плачу, когда Ленька, прощаясь на пристани, отчаянно поет: «Запад гаснет в дали бледно-розовой, звезды небо усеяли чистое…» Всем нам, сегодняшним, очень не хватает такой вот доброты, естественности и отзывчивости…»

Но главного: хоть каких-то, пусть крошечных, подробностей о Динкиной «маме», Валентине Осеевой, нет ни в сети, ни даже в каталогах Ленинской библиотеки.

Я стала методично обзванивать архивы и членов Союза писателей того времени, которые могли бы учиться вместе с Осеевой в Литинституте, встречаться с ней в издательствах, дружить семьями. Но увы – прошло столько лет, что почти все ровесники Осеевой (она родилась в 1902 г.) уже умерли. 

И вдруг – удача. Известный советский писатель Анатолий Алексин («В стране вечных каникул», «Мой брат играет на кларнете» и многое другое), ученик Валентины Осеевой, ныне – гражданин Израиля, откликается на мое почти безнадежное обращение к далекому автоответчику после приветствия, записанного на иврите.

- Ну конечно, я прекрасно ее помню. Я приходил к Вале, когда она жила на улице Горького. Мы с ней сидели на кухне, пили чай, а иногда и красное вино – и вот она надевала очки и своим хрипловатым голосом читала мне главы из «Динки», - вспоминает Анатолий Алексин. – «Валя! – говорил я тогда, - это будет еще один герой, которого будут знать все дети страны». И я оказался прав.

К счастью, это понял тогда, в 1959-м, и руководитель издательства «Детская литература» Константин Пискунов – первая часть книги разлетелась миллионными тиражами.

- Валя была очень скромной, - продолжает Алексин, - даже фотографироваться не любила. О том, что в 1952 году за «Васька Трубачева» Осеева получила Сталинскую премию, я узнал из газет. Сама она не обмолвилась ни словечком. Я позвонил поздравить, а Валя засмущалась: «Зачем?». Одновременно, кстати, наградили и Николая Носова за повесть «Витя Малеев в школе и дома» - вот об этом говорили все.

А потом – совсем уж редкостное везение. В Москве нашлась невестка Осеевой Наталья Осеева-Хмелева. Жена единственного сына Валентины Александровны – точнее, вдова. Она живет в Строгино вместе со своей дочкой, зятем и внучкой-старшеклассницей. Совсем старенькая и едва оправившаяся от инсульта, она попросила меня прийти днем – пока ее домашние на работе. Им, к сожалению, не до семейных легенд, и даже редкие фотокарточки писательницы бесследно растерялись. Единственное, что уцелело - это строгий портрет, аккуратно завернутый в целлофан и хранящийся среди документов.

- Из-за хриплого голоса Осеева казалась окружающим строгой, - улыбнулась Наталья Георгиевна. – Она очень много курила, курила до последнего, даже когда уже умирала в 1969 году от рака легких. Ей кто-то сказал, что сигареты не так вредны, если их обрезать – и Валя всегда носила с собой портсигар с обрезанными сигаретами крепкого сорта.

- «Динку» и «Васька Трубачева» знают все. А что было еще?

- Лет в 16 она пробовала писать стихи – но это было несерьезно. Валя (именно так я ее называла – по ее же просьбе) подражала Ахматовой. Тогда она даже носила мужской костюм: штанишки по колено и куртку из черного бархата с белым кружевным воротничком. У старшей Валиной сестры был огород, на котором она разводила разные сорта клубники. И так повелось, что каждому члену семьи присваивали прозвище — клубничный сорт: Рейнское золото, Королева Виктория. Валю назвали Черный принц.

Позже она долго работала в детском доме, и очень увлеклась изучением детской психологии. Она общалась с детьми как-то по-взрослому – и они это очень ценили. Когда у нее уже был собственный ребенок, Валя поступила в Литинститут, в группу Самуила Маршака. Училась, кстати, вместе с Сергеем Михалковым. Тогда она начала писать малюсенькие детские рассказы – и ее заметили.

- Что она любила в жизни?
- Любила, когда собиралась вся семья. Достаточно замкнутая с посторонними, она была близким другом для родных.
- В «Динке» так много уютных семейных сцен, например, когда Марина, Динкина мама, вместе с дочками сидит, обнявшись, на дачном крыльце, и все поют…

- В семейном кругу, за столом, Валя всегда пела цыганские романсы, которых знала уйму. Пела очень хорошо, правда, густым, почти мужским басом. Еще она очень любила делать подарки. Но при этом вкус у нее отсутствовал начисто (смеется). Валя умудрялась тратить последние деньги на такие вещи, которые я не надела бы под страхом смерти. А однажды, когда с финансами было совсем плохо, она прислала мне из Крыма копеечный лоскут. Тряпочки были настолько малы, что из них ничего нельзя было сшить. Но дороже этой посылки для меня ничего не было! Эти лоскутки хранятся у меня до сих пор.

“Найди меня, Ленька”

Прочитав повесть, никто не сомневается в том, что у Динки с Ленькой была настоящая жизнь. Но при этом никто и не догадывается, что книжка – почти автобиография!

- Соответствуют ли в точности все события действительности, я не уверена, - вздыхает Наталья Георгиевна. - Думаю, что Валя кое-что и присочинила. Но то, что все герои – реальные люди, бесспорно. Я читала «Динку» и сразу же узнавала каждого из членов семьи. Да и они сами себя – тоже.

Оказывается, у Осеевой, как и у Динки, было две старших сестры: строгая, с непростым характером Галина (в книге – Алина) и Анжела, которую за скромность и покладистость домашние тоже прозвали Мышкой. Младшая же: «макака», «убоище» и «орало-мученник» – это и есть сама писательница, Динка-Валентинка.

Существовал и Ленька, но кем он был в реальной жизни, теперь не знает никто. Известно только, что Осеевы действительно взяли к себе бездомного мальчика, привезли его с собой в Киев и помогли ему поступить там в реальное училище. Но замуж Динка – это уж точно! - вышла за другого.

Первый муж Валентины Осеевой, Сергей Хмелев, буквально спас ей жизнь. 19-летняя девушка работала воспитательницей в детприемнике, и случилось так, что как раз в ее смену беспризорники устроили бунт. Вале удалось пробраться в комнату, где был телефон, и позвонить приятелю. Сергей выпряг на улице какую-то лошадь и прискакал на помощь. Позже они поженились.


- Сергей Васильевич не выглядел богатырем, но у него была железная воля, - продолжает Осеева-Хмелева. - Отношения у них с Валей, правда, сложились своеобразные. При всей своей любви к ней он мог, увидев красивую девушку, исчезнуть из дома вместе с ней. И вернуться недели через две. Впрочем, Валя к этому относилась спокойно. Через год после свадьбы у них родился сын, за которого много лет спустя я и вышла замуж.

Сына Валентина Осеева назвала Леней.

В 1953 году, когда у писательницы уже появилась внучка, ее собственная жизнь началась как будто заново. Она влюбилась и вышла замуж во второй раз.

- Это был писатель Вадим Дмитриевич Охотников. Писатель он был, надо сказать, третьесортный, но Валю любил страстно. Когда они надолго разлучались, он не стеснялся слать ей из деревни в Москву телеграммы следующего содержания: «Приезжай скорее. Я устрою ванну. Буду мыть тебя в ванной и целовать тебя мыльную и вкусную». Соседи только диву давались: мол, первый раз видим, чтобы люди в таком возрасте целовались у всех на виду. Вот тогда Валя была по-настоящему счастлива.

Старшая сестра Осеевой Галина-Алина вышла замуж за инженера. Ее сын Алик был любимцем всей семьи. Он первым всегда бросался на помощь каждому. И у него был рыжий чуб – такой же, между прочим, как и у Васька Трубачева.

А средняя, Анжела-Мышка, замуж так и не вышла. В молодости у нее был длинный роман. Но его герой, Алексей Михайлович, вернулся к Мышке, когда той уже исполнилось 53 года. Анжела все советовалась с племянником Ленькой, выходить ли ей замуж официально. А тот только подшучивал над теткой: «В 53 года хранить невинность бессмысленно».

Ленька-младший

Сын Леонид родился в трудное, голодное время – в 1927 году. И судьба его оказалась такой же тяжелой, как и у Леньки из повести.

Маленький, он был до того тощий, что сама Осеева называла его «старой пуговицей». А во время войны, когда Леньке было уже 15, мать с ужасом поняла, что прокормить его не может, и, чтобы спасти от верной гибели, отправила к отцу. Сергей Хмелев жил тогда со своей новой семьей на Дальнем Востоке и возглавлял Тихоокеанское морское училище. Когда Леонид добрался до училища, отец первым делом повел его в баню. Раздел – и расплакался. У сына от истощения видны были все кости.

- Муж до конца своих дней с отвращением вспоминал вкус китового мяса, – говорит Наталья Георгиевна. – Однажды на берег, неподалеку от училища, вынесло дохлого кита. И Сергей Васильевич не один месяц кормил им 600 мальчиков-курсантов, в том числе и сына – ничего другого просто не было. А как Леня добрался до отца – из Башкирии, куда их эвакуировал Литфонд… До ближайшей железнодорожной станции идти нужно было 115 километров. Да на поезде еще 15 дней ехать, ведь поезда очень плохо ходили.

На дорогу Леньке испекли 23 коржика, которые вырезали из пресного теста стаканом. А из документов у парня была с собой только метрика, подписанная гетманом Карабарским – ничтожная бумажка. На станции Тайга его сняли с поезда сотрудники НКВД и бросили в камеру, решили – дезертир. Но, для порядка, все-таки послали запрос в училище. И случилось чудо.

Телеграмма пришла в субботу. Его отец хотел отложить ответ до понедельника, а потом что-то екнуло у него внутри, и он пошел на почту в тот же день. В воскресенье энкавэдэшники получили его ответ, и Леньку отпустили. А остальных расстреляли.

Беспартийный революционер

“Динку” Осеева посвятила своей сестре Анжеле-Мышке и матери. По книге, мать девочек Марина сама управляется с дочками и тайно переписывается с любимым мужем – революционером.

- Откуда у матери писательницы такое необычное имя – Ариадна?
- Она наполовину гречанка, фамилия ее отца была Венераки. Он участвовал в восстании против турок и в 1862 году вынужден был бежать в Россию. И влюбился в русскую красавицу, Валину бабушку. Но она потребовала документы, подтверждающие, что он настоящий дворянин, а не какой-нибудь проходимец. И Венераки отправился в Грецию.

Путешествие по тем временам было долгое и трудное, так что вернулся он только через два года. А у его любимой к тому времени уже была назначена свадьба с одним гусаром. Венераки, долго не раздумывая, убил гусара на дуэли и все-таки женился. У них родилось четверо детей: Аристид, Леонид, Ариадна (мать Вали) и Клеопатра – по книге, Катя, Динкина тетка.

- В повести Марина «служит в газете корректором». А в жизни?
- Всю свою жизнь Ариадна Леонидовна действительно проработала корректором в газете «Гудок». Она отличалась уникальной грамотностью. У Вали же с орфографией было не очень хорошо, а математику она просто терпеть не могла. Зато очень любила литературу.

Отец Валентины Осеевой Александр Дмитриевич, хоть и не вступил в партию, активно занимался революционной деятельностью (как и отец Динки) и даже возглавил первую всеобщую стачку в Самаре.

- Если взять собрание сочинений Ленина, то в одном из его писем можно прочитать, что смелости и решительности партийным товарищам следует учиться у беспартийного Осеева. Ему часто поручали важные партийные задания, выполнение одного из которых ему дорого обошлось. Осеев должен был перевезти типографские литеры (металлические брусочки с буквами). А груз оказался до того тяжелым, что затекла рука. Александр Дмитриевич свернул во двор передохнуть и нос к носу столкнулся там со следившим за ним сыщиком. От негодования он ударил того кулаком в лоб, но не рассчитал силы – сыщик упал и умер.

За убийство «человека при исполнении» отец писательницы угодил в Петропавловскую крепость, куда свозили «политических». Но на его защиту поднялась вся рабочая Самара, и Осеева пришлось освободить прямо из зала суда.

- Александр Дмитриевич был высокий, представительный, с широченными плечами, - вспоминает Наталья Георгиевна. - Но при этом у него были крошечные руки и ноги. При росте 1,90 он носил 36-й размер обуви! В Петропавловской крепости его заковали в кандалы, но стоило ему сложить руки лодочкой – и оковы легко снимались. Начальство довольно скоро эту хитрость раскусило. Стали искать кандалы поменьше – но нужного размера просто не оказалось. В итоге сделали на заказ, именные. Говорят, что кандалы с надписью «Александр Дмитриевич Осеев» до сих пор хранятся в подвалах Петропавловской крепости.
- Выходит, едва ли каждый из членов этой семьи чем-нибудь да прославился?
- Да. Александр Осеев был, между прочим, инженером-мостостроителем. Например, он построил мост, который ведет от Ваганьковского кладбища на Беговую. Пушкинский музей он тоже, кстати, строил – руководил работами.

Старший из детей Венераки, Аристид, дядька писательницы, изобрел уникальную вещь – ящики для перевозки водки, в которых не бились бутылки. Тогда производители смирновской водки отвалили ему немалую сумму. Это был единственный случай, когда в семье появился некоторый капитал.

Сын Клеопатры, Евгений Тиханов, стал знаменитым фотографом. Первую славу ему принесла фотография Черчилля, сделанная на Ялтинской конференции в 1945 году — тот признался, что на этом снимке его характер передан необыкновенно верно. После чего Тиханову разрешили сфотографировать Сталина. Сказали, что он может встать в зале, по которому будет проходить вождь, и в этот момент нужно успеть его снять. По счастью, Сталин остановился, чтобы прикурить трубку… Этот снимок стал одним из самых известных фотопортретов Сталина, который еще много лет печатали в газетах.

…Вот такая история у вихрастой девочки Динки и ее «всамделишной» семьи.

А «Васька Трубачева» Осеева немного недолюбливала. Ее подруга была опытным редактором и все время, пока Валентина Александровна сидела над рукописью, настоятельно советовала: «Вставь на этой странице: «Да здравствует товарищ Сталин!» – а то книга не пойдет».

Сталинская премия (100 тысяч старыми) позволила семье Осеевых распрощаться с нищетой. Да еще им выделили 2-комнатную квартиру в доме на улице Горького, с окнами на Моссовет.

Ксения МАКСИМОВА.

Украинские политики все чаще позволяют себе агрессивные высказывания по отношению к России, причем некоторые уже не просто привычно обвиняют ее в «агрессии», но и фактически призывают к военным действиям. Некоторые из них видят в этом историческую необходимость. Так, Павел Жебривский, глава подконтрольной Киеву Донецкой областной военно-гражданской администрации, в интервью «Радио Эра» заявил о том, что Украина должна «вернуть исконно украинские земли», под которыми он подразумевает Курскую, Брянскую, Воронежскую, Ростовскую области и Краснодарский край. По его словам, в этих регионах есть «украинская ментальность». Ранее он же заявлял о готовности «очистить оккупированный Донбасс» за две недели. Антироссийскими высказываниями славится и «Радикальная партия» Олега

Есть у меня в плэйкастах одна работа, которую почти никто не понимает, наверное.

Решила внести немного ясности. Я ведь не одно задаю вопрос, кто она такая, Велтиста? Вот тут, кто-то тоже спрашивал, мне один комментарий понавился.

За семь верст отсюда, за пять дорог на запад, там, где вечно дует северный ветер, стоит над рекой, склонившись к воде, старая ветла. Годы сильно ее покорежили, но она стоит вот так уже много лет, и по трещинам в коре все так же бегают муравьи. Она стоит и ждет, когда на берег прийдет девочка, которую когда-то один маг сотворил из ветки, оторванной от этой самой ивы. Он искорежил имя - Ветла... Велтиста . Но когда-нибудь девочка прийдет, коснется коры хрупкой рукой и прошепчет: "Здравствуй, мама". Тогда ветла рассыплется в труху. Птотому что это будет - счастье, потому что незачем станет жить.

Но самое близкое к моему понимаю пояснение я нашла у Аркадия Бурштейна. Приведу его целиком. 

 

Велтиста  И вот, который вечер в полнолунье Я различаю контуры Велтисты, И он, пройдя по серебристым струнам, Садится по ту сторону окна. Я знаю: дождь. Вода стучится в окна С упорством неизвестного флейтиста, Который слишком хочет стать известным И досаждает музыке подчас.  Велтиста начинает: "Вы, должно быть, Не сознаете бесконечность мира; Вы от него отделены годами И коконами окон и дождя." Я говорю: "Хоть мир и бесконечен, Но кто сказал, что коконы конечны? И если смоква не дарит плодами, Садовника иль дерево казнить?"  Велтиста говорит: "Вся ваша мудрость -- Не более песчинки в теплом море, Где нет воды, а лишь песок и камни, Где нет камней, а лишь вода песка." Я говорю: "Воистину, куда мне Угнаться за метафорой небесной!" Велтиста усмехается, и зерна На матовом запястии поют.  Велтиста говорит: "Все ваши воды -- Они текут и в вас перетекают." И колокольчик лунного сиянья Молочным звуком наполняет ночь. Я отвечаю, также усмехаясь: "Все очень просто, мой почтенный рабби: Мы крезанулись на добре и свете." Велтиста замолкает за окном. © Тикки А. Шельен 1993

Друзья мои, на приведенный выше прекрасный текст я наткнулся в Интернете, в общем-то, случайно и почти ничего не знаю о его авторе. Текст заинтересовал меня чрезвычайно, причем я далеко не сразу смог понять, почему и чем. Но чем дольше я вчитывался в него, чем больше погружался в переплетение образов и смыслов текста, тем более понимал, что наткнулся на нечто, настолько вобравшее в себя  ядро издавна интересующих меня мифологем, что становилось просто не по себе. И было еще нечто – постоянные и неожиданные пересечения с глубиннейшей тематикой некоторых любимых моих стихов. Но то не были заимствования – просто пересечения диктовались сходством мифологем, которое не зависело и не может зависеть от воли автора, но всегда диктуется подсознанием и крайне редко осознается. Я позволю себе включать в текст своего разбора параллельные цитаты. В основном – это будут цитаты из Виталия Кальпиди, хотя могли бы быть и другие.  И здесь, на берегу, я хочу извиниться: я – человек, в сущности раздавленный поэзией Кальпиди. По моему глубокому убеждению, никто до него не выражал на русском языке с такой силой мощь и глубину мифа, разве что в ту доисторическую эпоху,  когда миф в муках рожал сам себя, впрочем, на русском языке тогда не говорили, да, вероятно, вообще не говорили еще ни на каком языке. И да простят меня любимые мои поэты – Иосиф Бродский, на чьих стихах я вырос и чьи стихи читал своему новорожденному сыну, и Осип Эмильевич Мандельштам, чью поэзию нежно люблю вот уже 30 лет, но ни с кем из них не совпадал я так, как совпал с Кальпиди. Случилось это в 1986 году и длится до сих пор. И слава Богу. Говорю об этом потому, что читатели этой статьи имеют право знать о пристрастиях и вкусах ее автора.  Но вернемся к тому захватившему меня тексту Тикки А. Шельен, благодаря которому мы встретились с вами и о котором, конечно же, не забывали ни на миг, несмотря на сделанное мной небольшое отступление в сторону. Итак – разбор.

 

 

И вот, который вечер в полнолунье	Полнолунье, друзья мои, это время, отделяющее один лунный цикл от другого, некая граница  во времени.  Полнолунье – время особенное, время, когда некое беспокойство овладевает животными и персонажами «Мастера и Маргариты».
Я различаю контуры Велтисты,	Контуры Велтисты – границы его тела.
И он, пройдя по серебристым струнам, Садится по ту сторону окна.	Окно – граница между Велтистой – и  автором.
Я знаю: дождь. Вода стучится в окна	Вода эту границу окна пересечь не может.
С упорством неизвестного флейтиста, Который слишком хочет стать известным	Неизвестный флейтист хочет стать известным.По сути это означает, что он хочет из одного множества – неизвестных флейтистов – перейти в другое – известных флейтистов. Это означает также и то, что меж этими множествами есть граница. Забавно – все рассмотренные строки повторяют образ четкой границы, разделения.  Зачем?
И досаждает музыке подчас.	Досаждает музыке подчас. Но музыка вне славы и множеств, она – нечто иное, в другом измерении находящееся.   Не досаждайте сильным мира сего и богам мелкими просьбами, друзья мои. И здесь начинает звучать иная тема. Собственно, начала она звучать раньше. Я намеренно ничего не сказал о строке «И он, пройдя по серебристым струнам…».  Меж тем, тема музыки зазвучала именно здесь. Строку эту можно понять двояко: 1. Велтиста  идет по серебристым струнам, словно канатоходец. 2. Велтиста пробегает по серебристым струнам пальцами (играет на этих струнах). В любом случае  струны обладают атрибутом серебристого цвета, что, если верить Проппу, указывает на их принадлежность иному миру, а в модели данного текста – на связь струн - и серебристого лунного света,  струн - и серебристого дождя.  Отметим сразу, что дождь – образ, в высшей степени насыщенный семой плодородия, а то, что в нашем тексте, а точнее, в тексте Тикки он связан со струнами, с музыкой, насыщает семой плодородия, творческой потенции  - и музыку.   Если, конечно, ей не досаждать, а служить  усердно и терпеливо, занятия музыкой, несомненно, принесут плоды, и флейтист станет известным.
Велтиста начинает: "Вы, должно быть, Не сознаете бесконечность мира; Вы от него отделены годами И коконами окон и дождя."	Но продолжим. Опять появляется образ границы.  Велтиста обвиняет автора текста в том, что сознание автора текста несовершенно,  в сознании автора не укладывается бесконечность мира, и от этого бесконечного мира автор отделил себя множеством границ, множеством оболочек. Причем эти оболочки вложены одна в другую, наподобие матрешки: контуры автора, оболочка окон, оболочка дождя вокруг оболочки окон, вокруг оболочки дождя – или в другом измерении, но тоже оболочка – временная, оболочка лет. Забавно, что если семантический ряд текста нащупан правильно, то его идентификатор с высокой вероятностью проявится в тексте.
Я говорю: "Хоть мир и бесконечен, Но кто сказал, что коконы конечны?	Слово отделены (мы говорили о границах, функция которых – отделять) прорезалось уже во второй строфе.Фраза о бесконечности коконов на самом деле более чем  двусмысленна. 1. Возможно, каждый из коконов бесконечен, и это высказывание вполне легитимно. Ведь большая вселенная может спать в маленькой люльке, и мы помним, что Тор не мог поднять котомку Локи, т.к. на самом деле это была не котомка, а гора;  мы знаем, что в малой капле океана отражена сущность всего огромного океана.  Возможно, кокон бесконечен, так как попросту иллюзорен, и то, что мы принимаем за уютный и обжитый кокон, и есть холодный бесконечный космос, о котором говорит Велтиста. 2. Возможно, бесконечно количество коконов, и наше сознание обречено вечно воздвигать оболочки, дабы избежать осознания бесконечности и сохранить свою целостность.
И если смоква не дарит плодами, Садовника иль дерево казнить?"	Аналогия со смоквой на первый взгляд прозрачна: сознание не приносит плодов, дерево – сознание,человек – садовник. Если сознание  несовершенно,  то виноват его хозяин, не развивший свой разум должным образом.  Все так, но ведь есть хозяин и у человека - тот, кто дал ему такой разум. И мы видим еще одну матрешку смыслов, или, точнее, воронку смыслов, опрокинутую и расширяющуюся (сознание – садовник-человек –садовник-Бог) в ту самую бесконечность, которую, по мысли Велтисты, сознание автора текста не вмещает. И еще один момент: обратите внимание, друзья мои, строфа завершается метафорой дерева и его плодов, то есть аккордом, связанным с плодородием.  Но точно таким же аккордом завершалась и первая строфа (о музыке, не принесшей плодов флейтисту). И, как мы увидим далее, «растительным» аккордом завершится и третья строфа, только она вберет в себя и сему музыки, и сему плодов (в образе поющих зерен).
Велтиста говорит: "Вся ваша мудрость -- Не более песчинки в теплом море, Где нет воды, а лишь песок и камни, Где нет камней, а лишь вода песка."	Как и сознание, мудрость человека бессильна - так говорит Велтиста.  Она – как песчинка в теплом море.  Внимание!  Море предполагает воду. Воду ранее мы видели в тексте (дождь). Однако дождь в модели нашего текста противоположен этому теплому морю. В теплом море воды нет. (Между прочим, - но это в сторону и в скобках, если море и дождь противоположны,  и море теплое, то дождь должен быть прохладным. И холод хорошо рифмуется с лунным светом.)  Содержимое моря оплывает и меняется на глазах. То это песок и камни, то оказывается, что камней нет, но есть вода песка. Подобная трансформация вызывает ощущение миража. Марева. Иллюзии. В мираже действительно одно перетекает в другое, и это нормально. Что гораздо важнее и сущностней, песок и камни – бесплодны.  В отличие от воды. Употребление же словосочетаниявода песка  насыщает песок семантикой плодородия, один семантический ряд начинает перетекать в другой. И – это важно для нашего разбора – начинается размывание границ, которые текст так упорно нагромождал в предыдущих строфах.  Далее мы увидим, как зерна поют на матовом запястье (имеются в виду несомненно ограненные, словно зерна, камни ручных браслетов или четок Велтисты) – а мы видели, что сема музыки связана в высокой степени с семами комплекса плодородия. И эта сема заставляет текст превращать бесплодные камни в зерна – чреватые урожаем, да еще и порождающие музыку.   «Намокает заката густая грива.  Остывает песка золотое просо.  И в приливе содержится звук отлива,  Как в ответе содержится суть вопроса…»                                          Александр Зиниград Ну, что, похоже? И еще один очень важный для нас аспект: автор текста отказывается от состязания, которое ему навязывают (помните слово досаждает, встреченное нами в первой строфе?), или от искушения, которым его соблазняют.
Я говорю: "Воистину, куда мне Угнаться за метафорой небесной!" Велтиста усмехается, и зерна На матовом запястии поют.	И Велтиста усмехается в ответ. Чему усмехается Велтиста?  В странной этой беседе возможны следующие варианты: 1. усмехается глупости автора; 2. усмехается удачному ответу; 3. усмехается, так как собеседник ответом поставил перед Велтистой задачу, которую Велтисте легко решить; 4. усмехается, так как, отказавшись состязаться в метафорах с Велтистой, автор  тем самым бросил вызов, который Велтиста охотно принимает. В моей модели правилен четвертый вариант, и мы далее увидим - почему.
Велтиста говорит: "Все ваши воды -- Они текут и в вас перетекают."	Сему перетекания, однако, мы уже видели в тексте – нет, не стихотворения, но этой статьи. Я показал ее в размывании образов, в стремлении образов текста к пересечению границ пространств и миров. Нет, мы не применим примитивный силлогизм,  не станем делать вывод, что поскольку ранее говорилось, что ваша мудрость – вода песка, а сейчас говорится о  ваших водах,то это не воды, а песок в сущности перетекает. Потому что это не так. Мысль Велтисты строит четкую ассоциацию: сознание – мудрость – воды, и в принципе все эти образы плодоносны и плавно перетекают  один в другой. Но все-таки – как же быть с водой песка? Что так царапает меня и настораживает здесь?  Струя песка – по сути своей  мертва и бесплодна - вот в чем дело, и если на нее перетекает сема плодородия, то что-то в этом есть от мертворождения. И здесь я не могу не процитировать Кальпиди:  … и, силясь "О", как рыба на мели,  сказать, мисте... от судорог свободы  вся напряглась и: воды отошли,  ты не поверишь, каменные воды -  мёртворожденье шло на всех парах:  отпал от пуповины страшный мелос,  и пуповина, обращаясь в прах,  спеклась, как кровь, в поэзию -  не спелась,  а именно спеклась..."                                      Сказал?                                                  Остынь.  Поэзия темна. А ты в Челябе,  а) муж, б) папа, в) любимый сын,  беснуешься, из пятистопной хляби  сучишь, глотая слюни, эту гниль и вроде бы боишься вдохновенья,  отсутствие которого за стиль  ты выдавал, пока стихотворенье  тащилось преднамеренно к концу.  Концу чего? Но правда на вопросы  и не умеет отвечать: к лицу  ли ей гримироваться под отбросы;  она не подответна никогда  и никому, поскольку безголоса,  как блеск реки курносой (ведь вода,  когда блестит, по-моему, курноса  Она блестит: "Не в сторону добра  должна нагбенна быть душа любая,  а к Господу, который не игра  с надеждой на приобретенье рая."  Блестит вот так:  "Всё, что не есть Любовь,  суть только формы; в оных, многократно  меняя их, из нас плывёт любой в  Любовь, а если нет - плывёт обратно."    (Я привел столь большой отрывок, так как все, что в нем говорится, удивительным образом связано с тем, о чем  я пишу статью. Но комментировать текст Кальпиди и параллели со стихотворением Тикки – я не буду, не дурак же мой читатель на самом деле.) Все перетекает в нашем непрочном мире, и, насколько я понимаю мысль Велтисты, нет ничего, кроме того, что подвижно перетекает, размывая границы меж миром и нами. … Все умирает, и живет, живет,  живет и наклоняется то вправо,  где плавно непрозрачное плывет,  то влево, где оно плывет неплавно.  (еще один отрывок из Кальпиди)    Опять автор статьи не удержался от цитаты, черт побери.
И колокольчик лунного сиянья Молочным звуком наполняет ночь.	И вновь мы встречаем связь  музыки, серебра и лунного света. Но здесь мы сотворим паузу о Дожде. Когда идет дождь – луны видно быть не может. Если это дождь обычный. Но в тексте Велтиста все время говорил голосом дождя и лунного света. И запястье его было матово (цвета молока и серебра).  Так чем же были серебристые струны первой строфы? Лунным светом или дождем?  И был ли дождь вообще?  С первых строк текста шло перетекание сем и размывание их, подмена одного образа другим, и мне стыдно, что я не заметил этого ранее. Но зато я заметил другое:  звуком лунного  сияния наполняется ночь. Но не простая ночь, а ночь полнолуния. Таким образом,  опять возникает структура матрешки, но матрешки заполненной. Заполненная сама собой луна в оболочке, заполненной своими же эманациями и звуками ночи.  Основное свойство текучей субстанции – заполнять – и исчезать. Друзья мои, вдумайтесь в смысл искушения, которому Велтиста подвергает Сидящего у окна. Твои оболочки, которыми ты отделяешь себя от мира, – так говорит Велтиста – мешают тебе постичь его бесконечность, сознание твое ущербно, а мудрость ничтожна.  Разрушь же то, что ограничивает тебя, уничтожь все свои коконы - и ты постигнешь суть вещей, увидишь, какие потоки пронизывают и связывают их.   Об этом поют зерна на матовом запястьи Велтисты. Но есть нечто, о чем Велтиста не упоминает, но что мы-то с вами, друзья мои, не можем не заметить. Полное разрушение всех оболочек – включая последнюю  – «тела плачущий пустяк» - дает лишь Смерть.  И значит, пение зерен на запястье –  подобно пению сирен, а Искушение Знанием в тексте  -уподоблю искушению Фауста, или, если хотите, искушению змеем Адама в Раю (забавно, что Велтиста вписан в контекст дождя, а уж о водяной природе мифологического Змея написаны тома). И становится понятно, почему пространство текста залито серебристым лунным светом и почему подчеркивается, что все происходит в полнолуние – время, когда оболочки  мира  Смертей и Рождений  особенно проницаемы для энергий Мертвого Мира.
Я отвечаю, также усмехаясь:	Но собеседник  усмехается в ответ на усмешку Велтисты.  И это означает, что, отказавшись вступать в состязание, не поддавшись искушению постичь суть вещей, он - одержал победу, выиграл Поединок.
"Все очень просто, мой почтенный  рабби: Мы крезанулись на добре и свете." Велтиста замолкает за окном.	Выиграл, конечно, потому, что от всех сложных построений и провокаций Велтисты – защищен. Защищен по той простой причине, что его интересы лежат в другой плоскости. Не познания сути вещей ищет он, но добра и света.   Добро – как известно, понятие профаническое, и это говорит о многом. Помните, выше у Кальпиди:                                 ...Не в сторону Добра  должна нагбенна быть душа любая…    Что касается Света, то здесь все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.  …Ни снега, ни дождя не надо, нужен Свет,  который нас сведет практически на нет,  как профессионал, застукав нас с поличным.     (это была еще одна цитата из Кальпиди)    И вновь в тексте Тикки мы видим подмены-перетекания смыслов: ни одна деталь текста не давала основания для обращения рабби. Велтиста присутствует в созданном текстом мире  как лунный демон, или как ушедший в ночное бессмертие индийский мистик (судя по имени и браслетам), которому открыта суть вещей.   И запомним: с ночью он связан, с полнолунием. А замолкает Велтиста – при упоминании о свете. Быть может - при заклинании светом. И здесь, пожалуй, я приведу предпоследнюю цитату из Виталия Кальпиди:  Гомер был зряч. Примерив слепоту  Казнённого вакханками Орфея,  он в слишком человеческом поту  шарахнулся от бездны, холодея  от бездны, чей обратный зренью дых  сжигал в золу неплотного зевеса,  во-первых, афродиту, во-вторых,  и аполлона с герою в довесок,  афину с запечённым между ног  влагалищем, что выложено в синий  мертвецкий мрамор (отчего лобок  её и летом покрывает иней) -  двумерные, они летели прочь,  гонимые струёй такого света,  что, проглотив себя, до точки ночь  свернулася перед зрачком поэта,  а он был зряч и, стало быть, готов  увидеть тьму, куда мы все влекомы,  фантомы принимая за богов,  раскрашенные фантики-фантомы."    И этот отрывок, и причины, побудившие меня его привести, я комментировать не буду. Ну не дурак же мой читатель, на самом деле. И последнее. Если некто крезанулся на добре и свете, значит, этого ему не хватает. Текст показывает нам мир Ночи. И на самом деле мы не знаем, есть ли в этом ночном мире Свет -  не лунное сияние, но свет,  на поисках которого зациклился тот, от лица которого  текст написан.  Ибо текст об этом не говорит ничего. И если понять и принять это,  то нам ничего не остается, как закончить разбор последней цитатой из Кальпиди:  …Как мне хочется выйти из этой остуженной ночи.  Все случайно вокруг, но уже не случайно любимо,  А не наоборот. Повторюсь, хочешь, или не хочешь –  Мы летели на свет, а потом разревелись, что мимо…

Разбор завершен.  Я намеренно не делаю выводов, так как целью моей было лишь выявить семантические ряды, а читатель сам расставит акценты. Мой читатель должен уметь это делать. Разумеется, я не строю иллюзий, что сумел исчерпать мифологическое и семантическое пространство текста, но если читатель в ходе этого  разбора осознал нечто, чего ранее не видел, цель моя достигнута. И дай вам Бог удачи.

Цуран, 4-10 сентября 1999 г.  Дата последней корректировки: 22.09.99

 

 

               Приложение.  Стихотворение Тикки A. Шельен  и стихотворение Кальпиди.

 

 

Тикки А. Шельен

* * *

"... The murmuring of innumerable bees..."

Вот и все, мои живые, дальше с мертвыми пойду я. Теплый ветер преисподней мои волосы раздует. Теплый сумрак тучных пашен, Горький мед огней вчерашних; Я войду туда неслышно и растаю.

Вот и все, уже не слышу ни рыданий, ни обетов. И глаза мои открыты и сияют синим светом. Там бесшумно ходят рыбы, Пчелы водят хороводы, Как велит их потаенная природа.

Я вхожу в круговороты тел мохнатых и крылатых В восковой короне мертвых и в плаще из грубой шерсти, И, во мне признав царицу, Хоровод струится мимо. Мириады серых тел, как клочья дыма.

Хоровод растет, качаясь, вьются маленькие пчелы, Смуглый сумрак насыщая медом темным и тяжелым. И пчелиная царица Кружит в вихре хоровода Среди серого крылатого народа.

Кружит мертвая царица, Раскидав сухие руки, Над слепою головою Пчел безумных мириады...

11.01.93

 

 

 

Виталий Кальпиди

Из книги «Сады мертвецов»

... а душа над могилой висит на манер дирижабля,  то стремится удрать, то себя зажимает в щепоти  узколицего ангела, севшего вычистить жабры,  ибо в околоземном они засорились полёте.  По садам мертвецов браконьерствует плач, т.е. память  наших липких фантазий и сорокадневных поминок.  И гудит над столами с закуской невидимый пламень,  и зовёт мертвецов, что зубами вцепились в суглинок.  Не рыдайте по ним, не кричите им в снежные спины,  не тяните назад напряжением собственной воли  и не ставьте у них на пути поминальные мины,  на которых они подрываются, воя от боли  по садам мертвецов, где шныряют зеркальные осы  и срывают ветра амальгаму зеркальных растений,  и зеркальные листья, когда начинается осень,  облетая, не в силах отбросить ни шума, ни тени.  О сады мертвецов, где бушуют зеркальные ливни:  это слёзы живых протекли, не стыдясь пережитков,  на кудыкину гору, за пересечение линий,  на земле - параллельных, а тут - не поверите –жидких...  О, летят мертвецы по туннелю Великого Гнева,  завернувшись, как в кожу, в огонь заземлённых страданий;  позади - ничего, впереди, а точнее, чуть слева,  начинает дымить не туман, а надежда в тумане...