... лечили его жаркое тело холодом, обтирали потресканные губы студеной, северными ветрами остужали, солнечная горячка отступила, жар у Города литически спал, застала его по утру в мокрой лужице -- изнеможенным, сонным, тихим, не то, чтобы буйные люди, даже птицы умолкли, не тревожат.

... как-то внезапно, как всегда неожиданно, воздух стал прозрачен и свеж. Дивное время, межсезонное, время между летним маревом и осенними туманами, умытые горизонты, чистота переходов между землей, водой и воздухом, между явью и навью, время контрастов, время правды, время разлук, демаркационных линий и границ. 

... в зиму нужно уходить налегке, с чистым сердцем, свободной душой, пустой головой, в зиму следует уходить пустым, если хочешь, чтобы в лютые холода тебя не сковало ледяным пленом, если хочешь, чтобы в черные морозы тебя не разорвало на атомы, если хочешь себя до следующей весны донести, донести и прорасти зеленым, живым, настоящим. 

... ходила в люди женщиной-фуксией, нет, не чувствовала себя чужаком, инородным телом, но, закваску положили, процесс брожения пошел. 

Вняв патриотической пропаганде Геббельса, женщины больше не носили шляпок, ни нарядной одежды; на тех, кто продолжали пользоваться косметикой, прохожие на улицах набрасывались с руганью. (с)

В Городе дождь, дождь, дождь... 

И мы гуляем с ним в обнимку по мокрым вечерним улицам, провожаем леточко. Резиновые сапоги, охотник за лужами пёс Сёма, фонари и тихая радость, что мир безлюден и свеж. И можно петь, не стесняясь, что кто-то услышит, буквально все, что в голову сбредет. 

В Городе дождь, дождь, дождь... 

До осени осталось совсем ничего. Август съеден, август выпит, бал окончен, гости разошлись, остались только свои -- Город, пёс Сёма и дождь, и можно, наконец-то, уже быть чудачкой, носить веселые резиновые сапоги на полосатые разноцветные гольфы, распахнутую душу, уютный капюшон и живое страстное лицо. 

Меня бурлило и терзало похолодание, ветер, сумка, диссонирующая с настроением, которую утром в спешке не успела сменить, не смолкающие телефоны, глупые вопросы, трусливые позиции, накатывающее девятым валом очередное разочарование, дождь, забытый зонт, апатия и грусть. Нет-нет, это не гормоны, это – усталость, просто запредельная усталость, и какая-то почти детская обида на то, что обещали подарить буйное лето, даже показали, а отдали другим.

Запретила себе на неделю не то, чтобы думать, а даже смотреть прекрасные картинки с чужого отдыха. Отпуск опять отодвигается на неизвестный срок.

Ну что ж, впору заняться поиском новых осенних ботинок, пальто по мотивам бушлата, возможно бархатного шоколадного платья, и освежить навыки приготовления грога, наверное, самое время начать морально разлагаться, входить во вкус, если летом не срослось.

Проснуться утром под буйный ветер, выйти на кухню -- там астры, за окном -- желтый, мягкий, равнодушный, почти уже сентябрьский свет. Леточко стремительно увядает. В воздухе все четче ощущается запах тлена, набухшего слезами неба, усталой земли, прохладной воды, аромат горькой нежности уставшей судьбы.

А день сегодня щедрый выдали, щедрый, чистый и свеж. Собирала его сочную, спелую радость в пригоршни свои -- сделаю августовскую настойку, заберу с собой в долгую зиму, буду пить волшебный напиток по пять капель в морок и холода,

Небо. То тут, то там еще проглядываются остатки белесого летнего, но цвет густеет, тучи створаживаются.

Обмелевшие воды. Уставшая зелень.

Поздние ягоды

кротки, тихи и покорны.

В лес? -- Значит, в лес. С собаками? -- Это кто такие?

-- Это -- мы такие! С хвостами... 

ушами...

лапами...

и хитромордами...

вечно голодными хитромордами.

-- Слышь, Семён, я, конечно, понимаю, что я -- дама видная, а у тебя любовь, но, там у твоей пирожок, сходил бы, а? Попросил галантно, тут присел, там -- припал... на вид она, вроде как, нежадная... а то тут в зиму одной любовью сыт не будешь.

-- И не стыдно мне, совсем не стыдно! 

И не украла я у вас, мамо, яблоко, не украла, оно само покатилось, как белый день в августе с горы! 

 Преддверие осени. Последние летние медовые дни.